— Мы думаем иначе! — сноровисто вскинулся Яцек, — но даже гибель Польши воспринимаем как вселенскую катастрофу…, — закончил он упавшим голосом.

Вот тебе и раз! Начал за здравие, а закончил за упокой!

— Поэтому и я пойду с парой помощников к Русскому морю. Если у нас у всех не получится отвести камень от Земли, ничего не будет иметь значения — останешься ли ты живым или нет, кто возьмет верх на Земле — черные, белые или церковь. Никого и ничего, кроме обломков, висящих в пустоте, не останется.

— Вот и я нашим ослам про это же самое толкую! — сорвался на неистовый крик Яцек, вскакивая и горячо размахивая руками, — вижу, вижу два совершенно разных исхода! Шаг влево, шаг вправо, приход в дело одного человека, уход другого — и вся картинка меняется! И я должен, должен идти! А эти вшивые шляхтичи мне втолковывают: ты из старших краковских Пястов, вдруг все наследники в главной королевской ветви погибнут, ты будешь наследником престола. Надо будет только мой трон поставить на каком-нибудь изрядном куске, оставшемся от Земли, чтобы было где Ядвисю закопать…

Парень скрипнул зубами. Упал на стул. Обвел нас горящими глазами.

— Ничего я на родине не добьюсь, мне их это мелкое местничество не переломить. Они и сюда-то меня выслали, чтобы хоть чем-то занять. И на все им наплевать! Лишь бы их человек стал королем! Возьмите меня в любую из ваших команд. Как волхв я еще не очень силен, будущее разве что мог раньше предсказывать, но подо мной два коня, сумка серебра и хороший меч на поясе. Верный и особо умный пес будет караулить нас по ночам.

Ну что ж, подумалось мне, паренек молод и горяч, но не трус, и сам хочет рискнуть жизнью ради общего дела, а это многого стоит.

Захарий тоже подумал и сказал:

— Я тебя взять не могу. Втайне пойду, крадучись, чтобы черные об этом не вызнали. И на себя, и на еще двоих сильных волхвов полог сумрака накину. Третьего не осилю, уж не взыщи. Павлин, скажи свое слово.

— Я любого возьму. Мои ребята все волхвы, но один слабей другого. Сказать честно, и сам я особо не блещу. Больше в поделках силен, амулетах да оберегах всяких. Ватага наша не побеждать, а скорее умирать идет, чтобы врага от главных сил отвлечь. Обидно будет, — тут Павлин усмехнулся, — за просто так одного из самих Пястов без всякого толка положить. Владимир, твоя очередь.

— Мне парень нравится, но уж очень много нас идет. Тут уж о том, чтобы спрятаться, и речи нет. Биться будем насмерть, и очень надеемся победить. Я, хоть и атаман в этом походе, считаю нужным обсудить приход нового человека в нашу ватагу с более умелым в бою, и гораздо более сильным кудесником, чем я, — боярином Богуславом.

— Какого же черта ты взялся атаманствовать и что-то решать?! — гаркнул дерзкий Пяст, — сразу к боярину и нужно идти!

— Богуслав много лет исполнял при Владимире Мономахе обязанности воеводы передового, потом засадного полков, последнее время был главным воеводой всей дружины. Закончил эту службу недавно, перешел к сыну Мономаха Мстиславу, который правит сейчас в Новгороде. Полтора месяца назад решил пойти спасать мир с моей ватагой бойцов. Я предлагал ему нас возглавить, но он отказался. Посчитал, что я справлюсь с этим успешнее.

— А ты кем ранее командовал?

— Мелкими группами людей.

— Много воевал?

— Ни разу.

— Сколько ж боярину лет?

— Пятьдесят восемь.

— И в чем же ты, гораздо более молодой, совершенно неопытный, и слабоватый волхв, можешь его превзойти?

Ох уж мне эта иностранная въедливость! Здесь простой русский ответ, типа, — у меня невероятная сила духа! — не пройдет. Про перекидывание почти на 1000 лет назад, видимо для усиления местных героев, распространяться тоже не хотелось. Доложим версию Богуслава.

— Моя молодость появилась внезапно и без всякого моего участия. Мой возраст равен пятидесяти семи годам. Людьми я командую с двадцати трех лет. Ватага верит только мне, Богуслава не знает. Противостоящий нам черный волхв значительно превосходит по силе всех троих белых кудесников нашего отряда вместе взятых. Наша битва будет сильно отличаться от всех прежних. Чтобы ее выиграть, надо мыслить и действовать по-новому. Я считаюсь мастером неожиданных решений, потому и вынужден командовать. А тоже очень хотелось бы встать под уверенную и опытную именно в таком деле руку.

— Если вдруг убьете Невзора, враз подлетят другие черные волхвы, и вам точно конец, — высказался киевский оптимист Захарий.

— Значит вы втроем в это время по буеракам прокрадетесь, — не стал посвящать я всех в обещанную помощь от подземного народа, точнее, от их императора. — Вы в общении с дельфинами понимаете чего-нибудь? — решил я сорвать хоть шерсти клок с местных некондиционных овец.

— Не сподобились общаться. Думали, может быть ты в дальних краях научился?

— Да и там никто не умеет. А если каким-то чудом все-таки к морю прорвусь, и с дельфинами случайно столкуюсь, где мне Омара Хайяма искать?

— А просто спросить тамошних обитателей нельзя?

— Он, похоже, прячется где-то — мусульманские гонения за безбожие и вольнодумство.

Павлин загоготал.

— Если чудом его встретишь, обязательно обними и поцелуй от вольнодумцев и кривобожников Киева! — Может быть в рукописях о месте его жительства чего-нибудь сказано?

— Сотни людей читали, ничего не вычитали. Нету, и все!

— Да простые люди всегда обо всем знают! — не утерпел Яцек. — Я в Киеве Захария махом нашел!

— По пути долго искал?

— А при чем тут путь?

— Ты же знал, где находится нужный человек? Страна, город?

— Конечно!

— А я ничего не знаю.

— Да велика ли нужная страна?

— Не мала. Посидите немного молча.

Пока народ молчал, я пропеллером крутился по Интернету. Через десять минут доложил.

— Вероятно великий арабский поэт, лекарь, астроном и математик, автор книги вкуснейших кулинарных рецептов живет, где жил — в каком-нибудь городе Сельджукской империи.

— А много ли там городов?

— Побольше, чем на Руси и в Европе на размахе в сто верст.

— Но сама-то странешка, поди, меленькая?

— Давай прикинем. Ты наши версты знаешь?

— Конечно знаю, — пробурчал Пяст. — В полтора раза они меньше наших.

— Берем наши версты от Кракова до Киева — 860. Ты их конскими копытами промерил.

— Девять дней скакал, — гордо подтвердил поляк, — аж двое коней умаялись!

— В Сельджукской малюсенькой империи от одного края и до другого, от города Багдад до города Ташкент всего 3000 верст.

Яцек ахнул и разинул рот.

— Объясняю для киевлян: от Киева до Великого Новгорода — 1140 верст, до Рязани — 800, а в узенькой арабской странешке, от Кабула до границы с Константинополем, около 3600 верст.

Реакции были разные. Захарий крякнул, а Павлин свистнул.

Вот, братцы, и на ваше необычное мышление нашлась узда. Вы тут мыслили, вроде как Федор Иванович Тютчев:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить,

У ней особенная стать –

В Россию можно только верить.

А тут приперся грубиян из СССР, самой большой страны мира, и показал, что ваша киевская Русь размером с небольшой скворечник. И за аршином даже и не потянулся, с саженью не подкрадывался.

Треснул верстой, поинтересовавшись в Интернете, что почем и как. И сразу все стало ясно. Русская верста — 1066 метров, польские пусть поляк сам пересчитывает. Он князь, ему виднее. Хорошо бы еще и Польше дать по загривку объяснением, где было ее место в Российской Империи — тюрьме народов, но не ко времени. А найти расстояния между городами, дожившими до 21 века, вообще плевое дело.

Продолжим.

— И что особенно приятно будет сердцу спрашивающего, так это то, что народу там изобилие, не как сейчас на Руси. Куча городов, городков и сел, которые они кишлаками называют. Средненьких городишек, вроде Киева или Новгорода, в которых всего по 15-20000 человек, там полно. Называют уважительно городами только те, где живет больше 100000 жителей — Исфаган, Хамадан, Нишапур, где родился наш пропавший. И таких городов немало. Есть у кого спросить о прячущемся 47летнем приличном человеке, большом знатоке и толкователе Корана. Правда, их много в каждом городишке, гораздо больше чем у нас попов. Да может он и не берет в руки святую книгу, а просто лечит, он же еще и лекарь, специально учился. Может заняться и вообще чем-то неведомым. Имя его сейчас неизвестно, назваться может и чужим, видеть мы его сроду не видели. В общем, искать-не переискать! На сто лет занятием будешь обеспечен! Или гораздо меньше…