— Как это?

— Нашла она с полгода назад красавца-мужичка, вдовца, всего на пять лет ее старше. Высоченный, здоровенный, усы длинные, бороденка кучерявая. Песни хорошо поет, говорит — заслушаешься. Дом справный, хозяйство приличное, у мужика ремесло верное в руках — седла делает, руки золотые, он признанный мастер, за его седлами с других городов приезжают. Очень любит толстых женщин. Казалось бы, живи да радуйся. Но не дал бог счастья!

Звать его Дула. Первая жена нарожала ему девять деток, а на десятом не смогла разрешиться от бремени и померла. Он и остался с кучей детей на руках. У него мать два года назад тоже приказала долго жить, а отец в таком деле не помощник.

Теща обозлилась на то, что ненавистный зять ее кровиночке года покоя не дал, не потерпел. Сказала — пусть твоих ублюдков, кто хочет нянчит. И не ходит к внукам вовсе, не признает. Тесть с ней связываться не стал, и тоже не ходит. У Дулы ни братьев, ни сестер, а сестры жены встали на сторону матери. Да и то подумать, у каждой своих деток полна изба, бегай тут племянников нянчи.

Вот здесь Дула горя и принял, хлебнул полной ложкой! Попытался сам как-то успеть, ничего не выходит. Как народ говорит — без хозяина дом сирота, а тут мужик понял, что без хозяйки вовсе конец всему, если детей полон дом.

Женская работа, она же не видна. С утра прибралась, всех завтраком накормила, печку растопила, чугунки с водой греться поставила, на рынок за провизией слетала, помыла посуду, ушила порванные еще вчера порты и рубахи, взялась готовить обед.

А тут стирки со всей орды еще скопилось немеряно. Стирать это одно, а надо еще плестись с ворохом тяжеленого и мокрого белья после домашней стирки, полоскать его на Славутиче с мостков, а потом развешивать тряпки по двору. А уже пора всех кормить обедом. И такая круговерть целый день.

И не забудь, что детишки еще и разного возраста. Пока старшие самозабвенно пачкаются в уличной луже, младшие стараются обделаться кто как, и напакостить дома кто чего горазд.

От такой жизни так-то выть охота, а ты еще планировал доделать особо дорогое седло. А заказчик такой, что долго ждать не станет, уйдет к другому мастеру, вышибив из тебя уже взятые на материалы деньги.

И неловок ты до всей этой возни страшно! Еда пересолена, часто подгоревшая, невкусная. Трое старших — мальчишки. Вечно припрутся с улицы грязнее грязи, со свежими ссадинами, ушибами, просто ранами. В это время у девчонок перепутались все волосы в косах, и как их распутывать — неизвестно, у тебя никаких кос сроду не было. а еще… все понеслось дальше! И как в сказке: чем дальше, тем страшнее.

Дула и завыл от такой жизни. Срочно взялся нанимать женщин на ведение хозяйства. Платил хорошо, в расходах не ограничивал. И тут ему снова не повезло. Бабы нанимались бойко. Деньги хорошие, никто в твои дела не мешается. Что хочешь, то и вороти. Вот они и наворотили, как сумели.

Все, как одна, оказались воровками, деньги как в бездне исчезали. Детей не любила ни одна, а сменилось их за год человек шесть. Мелких драли за уши и орали на них без продыху, старших постоянно, даже и за очень мелкие провинности потчевали затрещинами и подзатыльниками. В доме целый день стоял бабий ор и детский плач.

У Дулы от мысли, что там дома с детьми творится, инструменты из рук вываливаются, аж седла похуже стал делать. В этот момент он и встретил Таньку. Она как раз из-за неведомой болезни с пристани уволилась и искала, чем бы заняться. Он позвал, она пошла.

Через пару дней Дула с удивлением увидел, что мальчики ходят чистые и опрятные, девочки причесанные и аккуратные, с красиво заплетенными косами. О крике и плаче все уже позабыли — маленькие заливисто стали петь какие-то детские песенки. Дом засиял как отлизанный, еда была невероятно вкусна, расходы стали пустяковыми.

Нашлось время и на работящего папашу. Его вещи тоже пошли в стирку, повариха стала выяснять его любимые кушанья. Мастерская у него при доме, отапливаемый сарай на задах. Если он заработается, приходят старшие сыновья и со всей строгостью говорят ему: тетя Таня обедать зовет! Все это длилось месяца два. Отношения Дула и Таньки делались все ближе и ближе. Стали поговаривать о совместном походе в баню после намыва деток.

Старший сын Дула — Сосипатр, которого все для краткости зовут Сося, всегда был старшим среди молоди. Два брата помладше, Петр и Агафон везде ходят за ним хвостом и поют с его голоса, своего мнения не имеют. Остальные — звук пустой.

Тетя Таня Сосе понравилась, и он отнюдь не был против, чтобы отец женился на ласковой тетке, при которой дома стало хорошо, но тут между семьями пробежала черная кошка.

Танька решила познакомить пацанят со своим Максимом. Вначале всем все нравилось: было их девять, стало десять, какая разница? Мальчишки пошли вместе гулять, и вот тут-то Сося и понял весь ужас нового положения. Макс имел собственное мнение! Он лез обсуждать команды самого Соси! А не дай бог они будут жить вместе, и Петька с Агафоном заимеют собственное мнение! Главарем станет неизвестно кто!

Сося полез на одногодка в драку. Наследник богатырки оказался сильнее. Сося подговорил братьев, и они накинулись втроем. Максик раскидал Петьку и Агафона как щенят, и изрядно намял холку Сосипатру. А потом все бросились ябедничать родителям.

Мир в семье закончился, толком и не начавшись. Дула опять стал ходить чернее ночи. Танюха своего ребенка обижать не стала — его втроем пытаются бить, что ж ему и защищаться совсем нельзя что ли, а мастер видел в сыновьях продолжателей своего дела. Коса нашла на камень.

Дальше все решала Танька. Она на свое место нашла толстую тетку по имени Фекла, лишившуюся детей, мужа и дома при большом пожаре. Фекла была немного похуже Тани: менее симпатичная на рожу, потолще, постарше, но также любящая деток, и такая же работящая. И дело опять наладилось.

Недавно встретила Феклу на рынке. Вместо черного плата на голове был яркий веселый платочек. В этот раз ненужные Максики не мешаются. Пацанята все воюют между собой до сих пор. Сося больше драться не лезет. Он с братьями теперь за Максимкой бегает и дразнится.

— Называет жирным бараном! — вспомнил я.

— Во-во. А Танька устроилась вышибалой на постоялый двор. И слава богу, что все так закончилось.

— Почему? — спросил я, — может была бы счастлива, если бы ребята столковались. Мужик работящий, зажиточный, самой о добыче денег голову ломать не надо…

— И девять деток в придачу! Такой пахоты ни на одной работе не сыщешь, как с ними! И день и ночь при деле будешь. То они болеют, то у них зубки режутся. Если не понос, так золотуха. И самой маленькой полтора года всего. А умрет вдруг Дула, Танька уже их не бросит, не такой она человек. Будет всю эту толпу нянчить и еще бегать на них деньги зарабатывать. Свои-то были бы страшной обузой, а тут еще и чужие! Не, оборотень в этом деле верней!

От неожиданности я аж встал. Наливаясь черной злобой, прошипел:

— Емелька наболтал?

— Сама вижу.

— Не каждый волхв это видит!

— А ведьма — каждая.

— Ведьмы в проститутки не идут!

— Я пошла. Не хочу порчу наводить, сглаживать, след вынимать, приворотные и отравляющие зелья заваривать, на метле летать и Сатане жертвы подносить, каких-то девственниц отлавливать. Я лучше ноги пошире раздвину, и честно свои гроши заработаю.

— Вы же можете на себе любого мужика женить!

— Мне, чтобы кого-то на себе женить, всей душой к этому человеку потянуться надо, довериться ему. Мужчин через меня проходит много, а разговоров между нами не завязывается — не о чем. Подь сюды, ложись скорее, молчи дура, — вот и все мои беседы. Может хоть теперь, с легендой о Кракове, повезет.

Полежу, как обычно молча под твоим богатырем, а вот потом, с каким-нибудь интересным мужчинкой, и развернусь во всей красе. Пошла отсюда! — неожиданно рявкнула Оксана куда-то в темноту.

Что-то порскнуло по ближайшим кустам.

— Кто там? — насторожился я.

— Подруга ваша, Василиса.