— Да и сабель то с собой не было.

— Нисколько это не будет стоить.

— А если сломаешь кому-нибудь палец?

— Это встанет в три гривны.

— То есть если мы сломаем пять пальцев, это будет пятнадцать гривен. И если мы разбойников изобьем, а потом сломаем им по одному указательному пальцу, это нам встанет в ту же пятнашку?

— Да, конечно.

— А если есть зримые следы ушибов на лице?

— Одна гривна.

— А если глаз повредят?

— Это дорого: двадцать гривен князю, а десять — пострадавшему. Да у Олега, глаза-то, вроде, целы?

— А кто про это знает? Пожалуется, что глаз болит невыносимо, и видеть стал хуже, и все дела!

Олег, было, зароптал:

— Да я нормально вижу!

— Мало того, что ты влез в поганую историю, лишился всей одежды, так ты еще и в убыток нас ввести хочешь? Будешь говорить, что велено, а то я тебе сам второй глаз выбью!

Олег потупился, дальше стоял молча, и с разными благоглупостями больше не лез.

— Желательно туда пойти Олегу, Оксане, Татьяне, и еще кому-нибудь из бойцов.

Я поглядел на Емелю и спросил:

— Пойдешь с нами?

— Да я не знаю…, они ж, наверное, вооружены? А я-то безоружным к ним приду, боязно что-то…

— Заплачу! За каждого побитого разбойника рубль даю.

Пока он межевался, Ксюшка оживилась необычайно.

— Милый! У тебя деньги появятся! И не на одну, а аж на две ночи! Да я за две ночи такое тебе покажу, чего ты от других девиц ни в жизнь не дождешься! На всю жизнь впечатлений будет! В общем, денег не пожалеешь.

После такой блистательной речи колебания покинули богатыря.

— Иду! Обязательно иду!

Сладким пряником поманили очень умело — сразу видно: работала профессионалка.

— Матвей, ты уж извини, нет у меня желания втягивать тебя в это дело.

— Что ж так? Совсем из доверия вышел?

— Я опасаюсь, что ты в горячках и наплевав на убытки убьешь кого-нибудь из грабителей.

— Правильно опасаешься. Нету у меня навыка пятерых врагов сразу в плен брать. Такого как я, лучше сегодня в резерве придержать.

— И меня придется оставить, — обрисовала свою позицию Татьяна. — Мне за обеденным залом нужно следить, я сегодня на работе. Смогу пойти только после работы.

Этот вариант меня не устраивал. При таком раскладе охотники на любителей падших женщин уже разбегутся кто куда, и в результате нам останется один косой Митька, наверняка без денег и без добычи. А идти без такого опытного бойца, как вышибала, тоже неохота.

— Матвей, выполнишь мою личную просьбу?

— Всегда!

— Пригляди за порядком в харчевне.

— Сделаю.

— Хлипковат у вас паренек-то, — не одобрила мой выбор Татьяна, — а тут такие рожи иной раз гуляют, что ахнешь.

— Он атаман ушкуйников!

— Здесь не Новгород, у нас в Киеве и не таких бивали! Район беспокойный, клиент наглый, тут только богатырем надо уродиться, чтобы меня подменить.

Мы с Матвеем усмехнулись самонадеянности бабищи.

— Тань, а попробуй его сама побить.

— Это можно, — поднялась с топчана богатырка. — За оружие только чур не хвататься, — пришибу.

— Матвей, дай пару не калечащих и не очень болезненных оплеух, потом сыграй в «захват пленного». Обязательно предупреди о начале — чтоб не было бабских стонов, — не ждала, была не готова. И вообще, давай поласковей, понежней, с хрупкой девушкой дело имеешь!

— Это можно, — улыбнулся спецназовец Древней Руси. — Устроим. Пойдет пара легчайших по ребрам, подсечка и мягкий удушающий?

— Пойдет.

— Начинаем, — предупредил соперницу Смелый. — Уже можешь бить.

Женщина не заставила себя ждать, и кулачина засвистел в воздухе. Эх раззудись плечо, размахнись рука! Получи-ка заезжий детинушка грозный подарочек от киевской богатырши! Тут вам Илья Муромец просил передать!

Только цели на месте не оказалось. Зато наивно раскрывшаяся Танечка практически мгновенно получила с двух сторон кулаками по ребрам, подсечку, от которой рухнула лицом вперед, и была взята на удушающий прием усевшимся ей на спину Матвеем. На все про все ушло меньше секунды.

А бой продолжался дальше. Сначала столичная чемпионка раздышалась. Потом взревела, как бык на корриде, и попыталась стряхнуть с необъятной спинищи ловкого соперника. Удушение не заставило себя ждать. Все! Чистая победа умения над невиданной силищей! О как!

— Ладно, одолел, — прохрипела вышибала, — ловкий черт!

Матвей отпустил хрупкую красавицу и даже подал руку, чтобы помочь подняться.

— Ты, наверное, среди ушкуйников лучший из лучших? По ребрам, будто тяжеленой кувалдой дал! Быстрый, как молния! Я даже замахнуться второй раз не успела, а уже лежу, доски пола нюхаю.

— Только под моей командой Яшка Борода и Кон Круглый плавают, а они гораздо умелее меня. И у друзей мужики есть, что в рукопашном бою без оружия меня значительно превосходят. Да и связан я сейчас был в выборе приемов и методах.

— А как же эти бойцы тебя в командирах терпят?

— В настоящем бою умение хорошо махать кулаками — это совсем не главное. Я лучше командую, быстрее принимаю верные решения, свободно ориентируюсь в бою. Когда пора наступать, когда отступать. Не пора ли остановиться, не нужно ли перед боем затаиться, — все имеет значение. У меня потери на ушкуе гораздо меньше, чем у других атаманов. А неловких в рукопашной схватке среди ушкуйников нету. Боюсь тебя огорчить, но со всей твоей силищей, шанса победить любого из наших бойцов у тебя нет. Так что разреши посидеть, — тут Матвей в пояс поклонился собеседнице, — вместо тебя в корчме вечерок.

— Ловок, ох ловок бес! — восхищенно промолвила Татьяна. — Женат?

— Конечно.

— Что я дура спрашиваю! Неужели этакого орла бабы, не чета мне, не ухватят! Пошли, полового построим, чтобы знал, свинюга, свое место. А то мне уж приходилось его за наглость и грубость приласкать. Тебе вся эта лишняя возня не нужна, жить тут не собираешься.

— Сейчас, только для солидности саблю прихвачу. Привык за пять лет носить ее постоянно.

— Для него, даже безоружного, убить пять-шесть вооруженных врагов не составляет труда, — сам видел, — встрял я. — Их, ушкуйников, боятся самые опытные княжеские и боярские дружинники.

— Орел, ох орел! — восхищенно протянула Танюша. — Ну пошли, сокол ты наш, за сабелькой!

Скоро ватага была готова к выходу. Богуслав, из-за донимающей его ближе к вечеру слабости, с нами не пошел, Матвей был оставлен для поддержания порядка в общепите, Иван еще не вернулся после визита к будущим нерусским родственникам, отец Николай негодовал на подлые киевские замечания к несомненным истинам о светлом облике святых — было очень похоже на нацарапанное по серебряному окладу драгоценный иконы матерное выражение.

Емелька стал просить о выдаче какого-нибудь вооружения.

— Вон у Татьяны сундучина какой оружия полон! Задарит пусть саблей или мечом каким недорогим, гораздо сильнее сражаться буду.

— И побьешь ворога, как Архангел Михаил, Архистратиг Небесного Воинства?

— Ага, — клюнул на простенькую наживку глупенький представитель паствы протоиерея Николая.

— И да воскреснет Бог, и расточатся врази Его?

— Да, да!

— И живых врагов ты не оставишь после себя?

— Нет, нет!

— Молодец! А теперь гони за убыток семьдесят гривен!

— Как же это, — растерянно пробормотал православный богатырь, невнимательный к предыдущим речам, и не очень ловкий в счете, — за что же такие деньжищи с меня?

— За твою дурость и невнимательность! — загремел я. — Слушать надо ухом, а не брюхом! Сколько талдычили сегодня, что убивать в Киеве нельзя, дорого встанет, а ты в это время где был? О шлюхах мечтал? А теперь дайте ему оружие, он расточит всех врагов, а все остальные должны за его вшивую удаль расплачиваться?

— Да я…, — чуть не плакал Емелька, видимо думая: а как все хорошо начиналось, прямо как на дорожных проповедях святого отца, и вдруг такой облом!

— А ты, дурачина, идешь сейчас лупить врагов без всякого оружия, и не дай тебе Бог кого-нибудь из разбойников покалечить или убить, можешь считать себя уволенным, и убирайся тогда на все четыре стороны! На даровой ночлег и ужин сегодня не рассчитывай — дармоедов кормить не буду!