Никто, в нашей нищей тогда стране, не заинтересовывается. Убить за тысячу баксов — это пожалуйста, быки в бандитских бригадах скучают без дела, а найти маленький трупик, желающих почему-то не нашлось. Сумасшедшую старушку, перед встречей с японскими репортерами, неожиданно сбивают аж две машины. В общем, концов не сыщешь. Между прочим, Челябинская область, где находится Кыштым, это ведь Южный Урал.

А здесь, возле Новгорода, местность совершенно не гористая, кругом леса да болота. Чего тут накопаешь? Сложи вместе три пальца, в фигуру под названием кукиш, и получишь исчерпывающую информацию о сокровищах здешних недр. Пески, глина да торф — этого копай сколько влезет. Приличному рудознатцу тут делать нечего. Ничего интересного за последнюю тысячу лет не обнаружили.

Так что, скорее всего, местные лесные люди просто невысоки ростом — этакие новгородские пигмеи. Те по тропическому лесу лазят, на слонов охотятся, эти по нашей северной дубраве кабана валят. Но лучше, конечно, обойти…

До Полы ехали еще часа три. Дважды наталкивались на болота, приходилось объезжать. Раз въехали в такую глухую чащобу, что еле из нее выбрались. Наконец под копытами лошадей появилась более или менее свободная дорога.

Олег рассказывал Богуславу о крахе своей семейной жизни.

— Женка моя, Агриппиной звать, ошалела последнее время окончательно — не может со мной жить, и все тут! Уж так и эдак бился с ней — бесполезно. Замучался объяснять, что опасности от меня больше никакой нет даже и в полнолуние. В кровать с собой вместе не допускает, не хочу, говорит, уродов да выродков рожать. Давно бы ушла, но без моих денег с оравой деток не прокормишься. Детишек науськала, те по углам от меня прячутся, боятся, плачут.

— Дети малые, что ли? Ты уж, вроде, мужик-то в годах.

— Тридцать семь лет недавно стукнуло. Агриппина моя вторая жена. Первая в родах умерла. Помаялся один, да и женился второй раз на бесприданнице. Семь лет прожили, дети еще маленькие, чего они там понимают! Сказал Титу, чтобы половину моей получки получал у Забавы, да этой дурище на деток отдавал, и ушел с вами в поход.

— Как говорил умнейший человек Горазд Сосипатрыч, никогда не доверяйся бабам, обязательно обманут, — задумчиво сказал Богуслав. — Верить можно только друзьям, показавшим себя в деле. Пустой болтовне и обещаниям женщин веры никакой не давай.

— А кто этот Горазд?

— Мой отец, царство ему небесное.

Мы все трое дружно перекрестились. Да будет земля пухом достойному человеку!

А сколько мы уж вместе крутимся, я и не знал, что боярин Гораздович — никто его при мне так не называл.

— Тебе теперь поумней женщину надо поискать.

— Ну их всех к шуту! — энергично отмахнулся Олег, — один теперь проживу.

Да, нам теперь не до нежных чувств, вернемся ли из похода, неведомо.

Замелькала в промежутках между деревьями река. Пола была, конечно, поуже Волхова, но тоже внушала уважение — с наскоку не перескочишь. Впрочем, наши планы были иными, и мы повернули лошадей на юг.

Ехали минут тридцать, река направление не меняла.

— В наши расчеты, похоже, закралась какая-то ошибка, — заметил я, — либо это вовсе и не Пола, и нас несет невесть куда.

— Да и я об этом же думаю! — рявкнул Богуслав, — Пола в Ильмень-озеро должна впадать, а мы его давно сзади оставили — на востоке. А эту речушку упорно течение на север тащит. Мы — то по ней на юг скачем, вроде бы и неплохо, да вдруг все-таки врет компас, и мы премся черте-куда? А солнца второй день нету.

— Бывает и компасы врут, — согласился я, — вдруг по какой магнитной аномалии идем, бывает такое и без всякой железной руды под ногами.

Неожиданно кони встали — перед нами появилось существо ростиком с полметра, одетое в темно-серый плащ с капюшоном, полностью скрывающим лицо, зазвучал негромкий голос со странными модуляциями. Тональности сменяли друг друга так быстро, что нельзя было понять, кто это говорит — мужчина или женщина, взрослый или ребенок.

— Нужно поговорить. Мне вреден солнечный свет, зайдите к нам. Собака проводит, — и явление исчезло.

— Эт-то еще что за хрень! — зарычал боярин, — откуда взялось?

— Дык и солнца-то нету, тучи кругом, чего бояться? — ошарашенно спросил Олег.

— Дык, дык, дать в кадык! — продолжил Гораздович в привычной для себя манере общения, — что за гадость еще навязалась?! И куда это к ней переться, на дерево что ли лезть?

Я последовательно ответил на вопросы.

— Солнечный свет ослабляется, проходя через тучи, делается, конечно, гораздо слабее, но все-таки действует, совсем не исчезает. Странное существо, по-видимому, гном, или, как говорят на Руси Великой, карлик. На них солнце действует губительно, поэтому эти существа и селятся под землей. А сейчас нас, похоже, приглашают посетить подземелье, по деревьям лазать незачем.

— Ни в жизнь не поползу в их поганую дыру! — зароптал боярин, — с детства всяких погребов да пещер боюсь! Рухнет потолок, прихлопнет, как муху!

— А я до поросячьего визга высоты боюсь, и что? Если очень надо, скомандуешь себе, и карабкаешься куда приказано! А выбора у нас нет — он, как колдун, мощнее нас обоих.

— Это еще поглядеть надо! — не поверил Богуслав.

— А ты проверь — лошадок с места стронь.

Пока этот знатный и опытный лошадник проверял свои навыки, я тоже попытал счастья в понукании коня: подергал вперед поводья, одновременно дергая вперед тазом и поясницей, давал шенкеля, изрядно нажимая жеребцу на бока — все было бесполезно. Обычно веселый Викинг понуро перетаптывался на месте, шумно фыркал, вздыхал и не трогался с места. Часто поворачивал ко мне свою красивую ахалтекинскую голову и тихонько ржал, как бы говоря:

— Эх, хозяин, я бы рад, да что-то ноги не идут… Уж извини…

Его укороченный черный хвост, которым он обычно гордо размахивал, молодецки задирая его вверх, обессиленно висел.

Я спрыгнул с седла, попытался повести коня за собой в поводу — не пошел. Мое поражение было полным. Ладно, хватит коника нервировать. Подошел, обнял боевого товарища за шею, и негромко ему сказал:

— Не горюй, браток, всяко бывает. Иногда приходится и уступать. В другой раз верх возьмем. Главное, ты не трус, в бою громадного змея не испугался. А против колдовства ничего поделать нельзя.

Викинг весело заржал, хвост взметнулся вверх, как знамя. Будет и на нашей улице праздник!

А у Богуслава кипел прямо бой какой-то! Он, уже тоже спешившись, пытался тащить коня за повод, орал на него нечеловеческим голосом:

— Н-но! Иди, волчья ты сыть! Воронья пожива! Я тебя, травяной мешок, собакам на корм порублю! — и хлестал при этом бедолагу плетью.

Несчастный Боец дико ржал, задирая голову, вставал на дыбы, пытаясь вырваться из узды и унестись прочь, опережая ветер, но колдовские оковы держали его крепко.

А боярин в гневе был страшен, и свирепел все больше и больше.

С этим древнерусским озверением пора было кончать, не люблю, когда мучают животных. Хотелось крикнуть:

— Перестань! Сломаешь силу духа коня! Боевые этого не терпят! — или жалостно: — ему же больно! — но слова тут не помогут, действовать надо иначе.

Я зашел сзади злюки-всадника, подал себе команду, будящую во мне богатыря, — Во! — и обхватил Богуслава, сжимая кольцо крепких рук с силой громадного удава. Не ждущий нападения со спины, и не готовый к внезапному нападению силы такой мощности, Гораздыч аж захрипел. Я немедленно ослабил стальную хватку, дал раздышаться умнице-боярину, который сам же потом и будет жалеть верного друга и соратника, своего коня.

Ва! Излишняя сейчас для меня и оставшаяся практически невостребованной сила, впитывалась в неведомые пока человечеству хранилища внутренних резервов организма. А в своем обычном состоянии, я здоровяка боярина и двух секунд бы не удержал. Отшвырнул бы он меня, как котенка, и продолжил зверства над безвинной животиной.

Богуслав потихоньку возвращался к своему обычному состоянию психики, усиленно и торопливо дыша.